Исследуется ойконимия (названия населённых пунктов). Историко-лингвистический анализ конкретных ойконимов.
© А. Ф. Рогалев. Названия населённых пунктов. Материалы к энциклопедии ойконимов Беларуси, России, Украины. – Часть 1. – Гомель: Велагор, 2021–2023.
© А. Ф. Рогалев. Гидронимическая энциклопедия. Происхождение названий водных объектов. Часть 1. Гомель: Велагор, 2023.
© А. Ф. Рогалев. Гидронимическая лексика.
Объяснение названий рек и озёр. – Гомель: Гомельский государственный
университет имени Франциска Скорины, 2004. – 670 с.
© А. Ф. Рогалев. Общая гидронимика.
Закономерности в номинации водных объектов. – Гомель: Гомельский
государственный университет имени Франциска Скорины, 2006. – 540 с.
© А. Ф. Рогалев. Специфика номинации водных
объектов (на материале гидронимии Восточной Славии). – Гомель: Гомельский
государственный университет имени Франциска Скорины, 2013. – 272 с.
© А.
Ф. Рогалев. Гидронимия Беларуси. – Гомель: Гомельский государственный
университет имени Франциска Скорины, 1999. – 340 с.
Читать материалы по происхождению названий водных объектов
******************************
Материалы из книги
© А. Ф. Рогалев. Гидронимическая
энциклопедия. Происхождение названий водных объектов. Часть 1. Гомель: Велагор,
2023.
Гидронимы рассматриваются как композиты, состоящие из двух или нескольких корневых компонентов, нередко осложнённых поздними формальными морфемами (суффиксами).
Второй и третий из корневых компонентов
гидронимов часто ошибочно трактуются как гидронимические форманты, из-за чего
сами гидронимы либо этимологизируются неправильно, либо вообще объявляются
непонятными, «тёмными».
Составные части (корневые компоненты)
гидронимов-композитов в прошлом могли быть самостоятельными названиями участков
русла соответствующей реки. Их итоговое сложение есть результат окончательного
восприятия реки как целостного водного объекта.
Образование сложных гидронимов
(гидронимических композитов) применительно к названиям рек и озёр связано с
бытованием разных названий одного и того же объекта у разных этноязыковых
групп, сосуществовавших в древности (состояние симбиоза) на одной и той же
территории в своих хозяйственно-экологических нишах.
Поиски мотивационной базы для гидронимии на
любой территории ведутся с учётом теории контактных зон.
В зонах этноязыковых контактов с глубокой
древности возникали, накапливались и распространялись как внутри контактного
ареала, так и за его пределы, на соседние территории, общие языковые элементы,
в частности, термины для обозначения речек, ручьёв, болот, возвышенностей,
низин, лесов, иных географических реалий.
Так формировался интернациональный запас
гидронимических корней (шире – корневых компонентов географических терминов),
которые ныне в трансформированном виде отображены в составе названий водных и
прочих природных объектов на самых разных территориях, не только в соседних, но
и в удалённых друг от друга этноязыковых ареалах.
В наши дни отыскивается и реконструируется
лишь мотивационная база гидронимов, но это не равнозначно описанию этноязыковой
истории той или иной местности.
Отыскиваемая мотивация гидронимическим
компонентам на материале тех или иных языков не означает, что носители именно
этих языков имели непосредственное отношение к возникновению конкретного
названия реки, озера или иного водного объекта.
Существующие гидронимы
на всех без исключения территориях унаследованы из языков, функционировавших на
былых бытийных ветках.
Фактически это
означает, что гидронимы являются субстратными названиями, внешне отличающимися
от первоисточника в той или иной степени в фонетическом или в
фонетико-словообразовательном отношении. В плане содержания нередки вторичные
осмысления и переосмысления исходной структуры в разных языковых средах.
Распространение одних и
тех же изначальных, ставших интернациональными, гидронимов в разных языках
обусловило появление гидронимических компонентов-вариантов.
© А. Ф. Рогалев. Названия населённых пунктов. Материалы к энциклопедии ойконимов Беларуси, России, Украины. – Часть 1. – Гомель: Велагор, 2021–2023.
© А. Ф. Рогалев. Названия
населённых пунктов. Материалы к энциклопедии ойконимов Беларуси, России,
Украины. – Часть 1. – Гомель: Велагор, 2021–2023.
© А. Ф. Рогалев. Историческая антропонимика и топонимика. Материалы. – Гомель: Велагор, 2023.
© А. Ф. Рогалев. Названия населённых пунктов. Словарь ойконимов. – Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2021.
© А. Ф. Рогалев. Географические названия в калейдоскопе времён. 3-е изд., перераб. и доп. Гомель: Велагор, 2022.
© А. Ф. Рогалев. Имена наших деревень. Топонимический словарь Беларуси. – Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2006.
© А. Ф. Рогалев. Топонимия Беларуси. Названия населённых пунктов. Микротопонимы. – 2-е изд., перераб. и доп. – Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2020.
© А. Ф. Рогалев. Топонимия Беларуси в историческом аспекте. – Гомель: Велагор, 2018.
© А. Ф Рогалев. Введение в топонимику. Пособие. Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2018.
© А. Ф. Рогалев. Географические названия в калейдоскопе времён. 2-е изд. – Гомель: Барк, 2011.
© А. Ф. Рогалев. Этнические и географические названия. – Гомель: Велагор, 2016.
© А. Ф. Рогалев. Общая топонимика. Географические названия на разных континентах. – Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2009.
© А. Ф. Рогалев. Общая топонимика. Происхождение географических названий. Гомель: Велагор, 2020.
© А. Ф. Рогалев. Географические названия. Очерки по общей топонимике. Гомель: Велагор, 2019.
© А. Ф. Рогалев. Топонимические исследования. – Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2004.
Ссылка на сайт "Общая топонимика"
В XIX и особенно в XX веке мир перестал восприниматься в относительной статике. На смену размеренности бытия пришло ускорение жизни и самого времени. Мир предстал как поток, состоящий из событий и фактов. Началась информационная эпоха в истории человечества.
Основной языковой формой для выражения событий и фактов объявлялись не слова, а предложения.
При этом считалось, что описание событий должно быть абсолютно независимым от модальностей, вероятностей, мнений – вообще от позиции говорящего (наблюдателя). Позиция человека в мире фактов либо не учитывалась, либо признавалась несущественной и усреднялась.
Соответственно в языкознании возобладал
формальный подход к анализу языковых явлений, а внимание учёных было
переключено преимущественно на структуру языка, на связи между языковыми элементами,
в частности, на их синтагматику.
Не случайно в самом языкознании значительное развитие получила концепция языка как системы и структуры – концепция в большей мере лингвистическая, чем философская.
● Художественным
течением, которое выдвигало на первый план синтагматику, был футуризм.
Поэтика футуризма может быть названа
формальной. Если символисты, принимая семантику языка как данное, стремились на
её основе совершить восхождение к сущностям, то футуристы, наоборот, разрушали
привычную семантику.
Они стремились создать новую, своеобразную семантику путём необычных сочетаний. Так они достигали своего особого мира, основанного на взаимосвязанности смыслов.
В современных европейских языках в наибольшей степени проявляется общемировая тенденция к технизации речевой деятельности. Исчезает витиеватая речь, тускнеет образность, поэтичность слова, упрощаются синтаксические конструкции, становится меньше вариантов грамматических форм.
Языки современного типа наглядно демонстрируют непосредственную действительность образа мышления социумов, живущих преимущественно во вторичной, искусственно созданной ими технотронной среде.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Вторая половина XVI века знаменовала собой начало эпохи открытий. В Европе шло развитие капитализма. Быстро распространялась идеологическая основа новых социально-экономических отношений – протестантизм.
Впервые исходным началом социума стала личность. При этом стали цениться такие человеческие качества, как практицизм, прагматизм и рационализм. Соответственно изменились взгляды на роль и значение языка.
Тайны семантики слов и имён (философия слова) объявлялись несущественными. Идеальным стал считаться язык точный, ясный, рациональный. Основное внимание обращалось теперь не на содержание языковых элементов, а на их связи и отношения.
Новый взгляд на язык был связан с именем философа Рене Декарта (1596–1650), который положил начало философии нового времени.
● Рене
Декарт – французский философ, математик и естествоиспытатель, два десятилетия
жизни которого связаны с Голландией, наиболее передовой страной в XVII веке.
Декарта называют «отцом новой философии»,
так как он явился основоположником современного рационализма, философского
направления, считающего единственным источником познания разум.
В учении Декарта мир предстал как механическая система, наделённая определённым количеством движения. Более того, сам человек теперь представлялся как механизм.
Декарт выдвинул идею об искусственном формальном языке, в грамматике которого не должно быть никаких неправильностей, отступлений и исключений, а все отношения слов выражались бы единообразно.
Декарт рассуждал о таком языке, который был бы не просто лёгким для усвоения, но (самое главное!) помогал бы разуму, представляя ему предметы в таком отчётливом виде, что почти невозможно было бы ошибиться ни в чем.
Идеальный (абсолютно правильный) по устройству язык должен был соответствовать такому же идеальному (правильному) строю мыслей в человеческом уме.
Идеи Декарта о совершенном языке развивал затем знаменитый математик и философ Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716), мечтавший создать на математической основе универсальный формализованный язык.
● Идея
об универсальном языке получила наиболее удачную реализацию только в 1887 году,
когда варшавский врач и языковед-любитель Людвиг Заменгоф представил миру искусственный
язык эсперанто.
Именно с XVII веком связана зримая трансформация натурального человеческого языка в формализованную знаковую систему.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
В XVI веке испанский гуманист Франсиско Санчес высказал мысль о том, что человеческий язык состоит из двух принципиально различных типов языков, или из двух языковых слоёв.
Один – точный, ясный, упорядоченный, закономерный, близкий к логике, общий для всех людей. Другой, или, точнее, другие, ибо их много, – своеобразный у каждого народа, изменчивый, непоследовательный, полный причудливых правил на разные случаи употребления.
Универсальным логическим языком Ф. Санчес считал латинский язык, о чём и писал в своём труде «Минерва, или о причинах латинского языка».
В XVII веке идею Ф. Санчеса о двух языках развивали французские учёные Антуан Арно и Клод Лансло, авторы «Всеобщей и рациональной грамматики» («Грамматики Пор-Рояля»), а также Пьер Николь, один из авторов (наряду с Антуаном Арно) так называемой «Логики Пор-Рояля» («L’Art de penser», 1662 год). Так сформировалась концепция двух языков.
● «Грамматика Пор-Рояля» была издана в 1660 году во
Франции и в дальнейшем многократно переиздавалась как в самой Франции, так и за
её пределами. Её авторы – аббаты монастыря Пор-Рояль, располагавшегося под
Парижем и являвшегося в указанное время также центром образования и науки.
В этом труде
соединилась тонкость методического подхода к анализу фактов языка с философским
осмыслением основных грамматических категорий и понятий.
«Грамматика
Пор-Рояля» представляет собой первый образец так называемых универсальных
грамматик, в которых грамматические категории объясняются через категории
мышления.
Одним из ключевых
понятий «Грамматики Пор-Рояля» является следующее: язык – средство анализа
мысли, а слова – это отчётливые и членораздельные звуки, из которых составляются знаки для обозначения мыслей.
В понимании философа XVII века Бенедикта Спинозы ближе всего к универсальному языку был древнееврейский язык. Французские просветители XVIII века полагали, что место универсального логического языка займёт сама логика в формах любого конкретного языка.
Идея о «двух языках» дожила до середины XX века, однако претерпела существенные изменения. Учёные рассуждали уже о том, что внутри каждого этнического (национального) языка присутствует в виде скрытого слоя одинаковый для всех народов логический, или всеобщий универсальный язык, который выявляется в искусственных формах логического описания. Таким в понимании американского ученого Р. Карнапа является язык науки.
В такой интерпретации просматриваются два неоспоримых в современной лингвистике положения:
1) своеобразие каждого языка не исключает наличия в нём универсалий, что свидетельствует о принадлежности всех языков к одному типу человеческого языка;
2) все неповторимые языки соотносятся с одинаковым для всех людей логико-мыслительным аппаратом.
Таким образом, есть опредёленная связь между концепцией двух языков, особенно в том виде, в каком она предстала в середине XX века, и выводами лингвистов о наличии универсального и этнического компонентов в каждом существующем языке.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
При всей неповторимости
языковой картины мира нельзя забывать, что разнообразные
языки – это реализация одного человеческого языка, как и разные народы с
оригинальным образом мышления – это вариации одного биоэнергетического рода homo sapiens. Различия языков возможны
при наличии их общности, сходства.
© А. Ф. Рогалев. Введение в языкознание: Курс лекций. Гомель: УО «Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины», 2003. – 241 с. (с. 234–240).
Процесс
номинации. Внутренняя форма слова. Деэтимологизация
и этимологизация
В явлении, подлежащем называнию, выделяются
отличительные признаки, один из которых и кладётся в основу номинации. Часто
этот признак не является исключительно главным, существенным, поэтому он и не
выражает полностью сущности называемой реалии.
Выбор опорного
номинативного признака в любом случае не является абсолютно случайным. Впечатления,
которые станут основой для образной стороны слова, зависят от фантазии
называющего народа, от национального видения мира. Поэтому признаки, которые
становятся основой наименования того или иного объекта, могут быть различными
в разных языках.
© А. Ф. Рогалев. Введение в языкознание: Курс лекций. Гомель: УО «Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины», 2003. – 241 с. (с. 110–113).
Слово, словосочетание и фразеологизм (сопоставительный аспект).
Типы фразеологических единиц
по их грамматическим и семантическим свойствам и признакам.
Фразеология (теоретический аспект)
© А. Ф. Рогалев. Введение в языкознание: Курс лекций. Гомель: УО «Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины», 2003. – 241 с. (с. 141–144).
Э. Б. Тайлор,
учёный XIX века и автор
научного труда «Первобытная культура», писал: «Язык цивилизованных людей
есть тот же язык дикарей, но только более или менее усовершенствованный в своём
строении, более богатый словами и доведённый до большей точности в лексическом
определении понятий.
Развитие
языка со времён дикости до цивилизованного состояния человечества коснулось в
основном деталей и только в весьма малой степени – фундаментальных начал… Язык – одна из тех умственных сфер, в которых
мы мало поднялись над уровнем дикарей.
Здесь мы до сих пор будто продолжаем рубить каменными топорами и с трудом добывать огонь посредством трения».
С таким заключением можно спорить, но в любом случае очевидно, что язык, выступающий конечным составляющим формулы мир → осмысление мира → понятия о мире → язык, следует в эволюционном отношении за развитием сознания и мышления, особенно в плане выражения (внешней, формальной стороны).
Ничего удивительного в этом нет, если учесть, что любая система языковых знаков является формой по отношению к содержанию сознания.
Содержание и форма в любом явлении действительности взаимодействуют и всегда стремятся к взаимному соответствию. Но всякое явление развивается, и ведущую роль в развитии играет содержание.
Оно подвижно, изменчиво, активно. Форма же консервативна, статична, иногда архаична. Поэтому содержание, эволюционируя, часто уходит вперед, а форма остаётся прежней.
Однажды созданная форма (словесный знак) продолжает обозначать подвижное содержание во многих случаях.
Так, слово дом возникло в индоевропейском праязыке. За тысячи лет то, что называется домом, необычайно изменилось (от пещеры, шалаша и землянки – к сооружениям из кирпича и бетона со всеми атрибутами современной цивилизации).
Но само слово дом как указатель понятия, как звуковой комплекс с общим значением ничего не сообщает об этих изменениях. Изменение содержания не потребовало изменения формы. Смены материальной словесной оболочки не произошло.
При этом несоответствие формы содержанию не мешает коммуникации. Это происходит потому, что изначальная мотивация не принимается во внимание в связи с формализацией словесного знака.
Внутренняя форма отходит на второй план, в подтекст слова. Содержанием становится последующее значение слова (изменённое содержание). Так достигается необходимый баланс между содержанием и формой.
Слово стрелять при его возникновении означало «посылать стрелы». Прежняя форма давно наполнилась новым содержанием, изначальная мотивировка стала неактуальной и фактически забылась, отошла в этимологический «подтекст» слова. Баланс между содержанием и формой в этом, как и во многих других случаях, достигнут путём превращения изначально мотивированного слова в формальный знак.
Ни одна знаковая система, однако, не состоит целиком из немотивированных обозначений. Сугубо формальную систему знаков запомнить трудно, а немотивированные знаки быстро забываются.
Что касается естественного человеческого языка, то, по всей видимости, овладение им и последующее его использование на любом историческом этапе осуществляются не без помощи сферы подсознания.
То, что возникает в сознании, не исчезает вообще. Оно образует пласты былого осознания, переходит в сферу подсознания.
Именно в этой области может сохраняться «видение» формальной и содержательной сторон языка в плане их былой и нынешней мотивированности.
У разных людей такое видение развито не в одинаковой мере. Поэтому и говорят о разной степени языкового чутья, под которым понимается не просто способность усваивать язык, но и умение проникать в структуру слова, в его исходную сущность.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Потребность в понятии и его последующее образование всегда предшествуют слову.
Слово есть обозначение понятия на ступени его совершенной ясности.
По количеству слов языка можно измерить круг понятий народа в определённую эпоху.
По словам
философа Гегеля, человек в понятии встречается с бесконечностью. Что это
значит?
Границы сознания отнюдь не равны границам языка. Мышление человека не находится в «плену» используемых слов и способно выйти за пределы содержательной стороны языковых единиц.
Сознание человека способно преодолеть даже пределы существующих понятий. В таких случаях говорят об изменении уровня сознания и о расширении соответствующих понятий.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Имя человека связано с личностью или индивидуальностью? Указывает ли оно на характерные черты человека?
Имя человека (антропоним) называют личным именем, поэтому оно обозначает конкретную личность в каждом данном воплощении индивидуальности (Атмы, Монады).
Имя – это прежде всего и преимущественно личный идентификационный знак, внешняя материальная сторона которого главенствует над его скрытой, забытой и несущественной для большинства носителей имени внутренней содержательной его стороной.
Из имени, за которым не стоит конкретное лицо, можно извлечь лишь самую общую информацию, например, является данное имя мужским или женским, употреблено оно в официальной или неофициальной форме. Судить о человеке, зная только одно его имя, сложно.
Информация, которую несёт личное имя, не может быть одинаковой, единой для всех. Имя не связано с понятием, поэтому не обобщает и не имеет лексического значения, в отличие от нарицательных слов.
Так, некий Николай для одного человека – друг, для другого – соперник, для третьего – неприятный собеседник, для четвёртого – деловой партнер, для пятого – сосед, для шестого – дедушка и т. д. Здесь нет вариаций значения, есть только индивидуальная информация о человеке. Общего понятия «Николай» не существует!
В древности, в первобытной цивилизации, люди связывали себя посредством имён с разными проявлениями действительного мира. Но даже тогда имя было только словом, в которое по воле человека вкладывалось то или иное содержание. Вне связи с определённым лицом любое первобытное имя также теряло свой конкретный смысл и превращалось в типовую, устойчивую в существовавшей культуре номинацию.
Личное имя, которое всегда дают родители, могло быть оберегом или пожеланием, но таковым его представлял человек, веривший в значимость выбранного словесного знака. Само же имя как таковое не было и не могло быть ни роком, ни защитой и никак не прогнозировало характер и судьбу человека.
Люди, тем не менее, воспринимают имена иначе, чем обычные слова. По крайней мере, одни имена нам нравятся, а другие не нравятся. Почему?
Как и любое слово, имя состоит из звуков, комбинации которых в физическом отношении представляют собой колебания разной частоты.
Комбинации частот звучащих слов вступают в резонансно-диссонансное взаимодействие с частотами биополя человека. Если наблюдается резонансное взаимодействие, слово (имя) нам нравится. Если диссонансное – не нравится.
Аналогично: одним нравится классическая музыка, другим – эстрадная, третьим – тяжёлый рок. Каждая разновидность музыки транслирует определённый вид энергии.
Классическая музыка воспринимается теми людьми, биополя которых излучают высокую и тонкую энергетику. Тяжёлый рок является музыкой для душ с тяжёлой и низкочастотной энергетикой. Эстрадная музыка занимает промежуточное положение между классикой и «металлом». Некоторые образцы эстрадной музыки по своему качеству (по энергетическим параметрам) приближаются к классическим произведениям.
Люди «вслушиваются» в свои и чужие имена в значительно большей мере, чем в нарицательные слова, поскольку имена представляют собой личные идентификационные знаки.
Личное имя человека должно быть кодово-звуковым выражением личной энергетики, то есть его звуковые частоты должны резонансно взаимодействовать с частотами биополя.
В идеальном варианте частота комбинаций звуков личного имени эквивалентна частоте вибраций биополя. В этом случае имя благотворно воздействует на человека.
Поскольку имя выбирают родители, их выбор может быть удачным или неудачным. Удачный выбор диктуется только интуицией.
Сказанное не означает, что человек зависит от своего имени. Имя не может быть субъектом действия и, наоборот, полностью зависит от носителя имени. Человек оставляет память о себе своими делами и поступками и своим именем.
Если говорить о содержательной стороне именований, то более информативными, чем личное имя, являются прозвища (имена, данные социумом) и фамилии, указывающие на истоки семьи, рода, на внешние и внутренние черты, занятия и происхождение прародителей, их положение в обществе, изначальное место жительства.
Однако прозвища и фамилии также не связаны с понятиями, они не обобщают, а индивидуализируют, как и любые имена собственные.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
В сознании человека никогда не отражается абсолютная сущность реалий. Познание людей всегда относительно. Можно говорить только об относительной сущности обозначаемого.
Каким же
образом люди передают познанную на каждом данном историческом этапе сущность
окружающих реалий? Как раскрывают существующие понятия?
Это
достигается отнюдь не с помощью отдельных слов и даже не с помощью научных
терминов, которые лишь сигнализируют о понятиях. Представить понятие можно
только путём создания предложений и посредством целых описаний.
Словами
обозначаются отдельные элементы концептуальной картины мира. Но содержание
концептуальной картины мира в полной мере можно раскрыть лишь словами, которые
связаны в речи во фразы, соответствующие
суждениям и умозаключениям.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Какие из следующих определений понятия «солнце» связаны с донаучной, ненаучной и научной формами сознания? Какое из этих определений наиболее соответствует сути понятия «солнце»?
1) Солнце – божество или вместе с луной – два глаза на челе божества (Солнце – правый глаз, Луна – левый глаз).
2) Солнце – небесный шар.
3) Солнце восходит на небе утром и заходит вечером.
4) Солнце дает тепло и свет и имеет форму ослепительно яркого диска, господствующего на небе днем и не видного ночью.
5) Земля вращается вокруг Солнца.
6) Солнце – ближайшая к планете Земля звезда.
7) Солнце – газообразное, раскалённое небесное тело шарообразной формы, ближайшая к Земле звезда; центральное тело солнечной системы.
8) Солнце – это счастье, солнце – это мир!
Русское слово солнце, как и латинское слово sol, этимологически связано с идеей света. Почему «внутренняя форма» слова стала неактуальной и забылась? Какому этапу познания сущности Солнца соответствует данная этимология?
Почему носители русского языка без труда понимают фразы «солнце всходит», «солнце греет», но на вопрос «Что такое солнце?» ответить, не задумываясь, не могут?
В памяти носителей языка любое слово, в том числе и слово солнце, сохраняется прежде всего как идентификационный знак. При использовании слова в речи знание его внутренней формы, как и наиболее полного содержания понятия, за которым закреплено данное слово, является неактуальным.
Поэтому некоторые исследователи вообще склонны видеть в слове только техническое средство, указывающее на то или иное понятие, и называют слово «этикеткой» понятия.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
В книге А. Н. Миронова «Сущностное восприятие слова» (СПб., 2004) высказывается мнение, что контекст, с одной стороны, содействует комфортному восприятию слова, но, с другой стороны, упрощает слово и ведёт к постепенному отчуждению от подлинного смысла.
Автор пытается абстрагироваться от любых контекстных рамок и предлагает своё прочтение сущностного смысла многих известных слов и выражений. Например, жаргон, в его прочтении, представляет собой «языковую смысловую подмену, ведущую неизбежно к утрате способности к различению подлинного качества кого или чего-либо».
Означает ли это, что автор овладел идеей слова, или его восприятие слов – не более чем одна из многих личностных интерпретаций?
Возможно ли вообще внеконтекстное восприятие слова, так называемое сущностное его понимание? Предназначены ли слова для использования вне контекста?
Может ли индивидуальное восприятие кого-либо или чего-либо претендовать на раскрытие сущности? Что такое сущность?
Согласны ли вы с тем, что изолированная словесная форма, выступающая в качестве привычного звукового и буквенного знака, вмещает в себе некую подлинную идею, постижение которой ограничивают узкие рамки контекста? Не является ли эта предполагаемая идея умственной абстракцией?
Слова адекватно отображают процесс познания реальной действительности, но они вряд ли раскрывают сущность обозначаемого.
Сущность – это совокупность всех необходимых, существенных сторон и свойств реалии, взятых в их естественной взаимосвязи, субстанциональное ядро самостоятельно существующего сущего.
Отдельное употребление слова в речи играет роль возбудителя в сознании собеседников некоторой суммы самых общих дифференциальных признаков, позволяющих опознать предмет, о котором идёт речь.
Сумма самых общих дифференциальных признаков той или иной реалии составляет так называемое общее значение слова.
Это значение усваивается в процессе социализации личности и понятно говорящим при условии их принадлежности к одному народу, носителю конкретного языка.
Все иные ассоциации, которые вызывает слово, различаются по качеству и количеству и имеют личный оттенок, связанный с индивидуальной картиной мира.
В общем значении заключено не всё содержание понятия, а только часть его, известная всем членам общества. Общее значение слова ничего не говорит о сущности реалии или говорит очень мало.
Общее значение слова следует отличать от первоначального значения, или так называемой «внутренней формы» слова. Внутренняя форма слова отображает наивную картину мира, то есть стихийно сложившееся и закрепившееся в обыденной практике представление о внешнем мире.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Вся история философии слова представляет собой размышления о сути, смысле и силе слова.
Двумя центральными вопросами в рамках философии слова были и остаются следующие: могут ли слова быть случайными и раскрывают ли они сущность обозначаемого?
На наш взгляд, слова не могут быть случайными хотя бы потому, что они предопределены языковым опытом, культурно-исторической традицией и мировоззрением народа, создателя слов.
Мы не можем назвать случайными даже авторские слова, которые мотивированы сознанием писателей или публицистов (именно они, в первую очередь, выступают новаторами в языке) и являются частью их дискурса.
То, что считается случайным, есть цепь непознанных или недостаточно хорошо познанных причин и следствий.
В рамках философии слова (имени) рассматривался также кардинальный для лингвистики и философии вопрос о разграничении имён.
Все именования подразделялись на то, что мы сейчас называем именами собственными и именами нарицательными.
Именами в полном смысле этого слова признавались лишь имена собственные.
Различались именование вещи (указание на вещь со снятой наглядностью, то есть не осуществимое указательным жестом, но зато закреплённое системой языка раз и навсегда) и выражение понятия о вещи (общее имя).
Понятие всегда есть нечто общее. Общее не именуется, но означивается, сигнифицируется.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Философия слова проникнута духом символа. По мнению философов слова, символы намекают на некую тайну и являются ключами, с помощью которых можно открыть дверь в неведомое.
●
Символ воплощает какую-либо идею. Смысл символа может быть непонятным людям,
поскольку является намёком на то, что находится сверх чувственно
воспринимаемого людьми и даже обдуманного ими.
Символы
часто обозначают нечто такое, что иным путём, помимо символов, не может быть
выражено.
► Можете ли вы согласиться с тем, что повседневная жизнь человека наполнена символами, которые напоминают ему что-либо, воздействуют на него, разрешают и запрещают, поражают и покоряют? Действительно ли всё можно считать только символом, за которым скрыто ещё нечто другое?
С философией
слова соотносится такое направление в искусстве и литературе, как символизм («поэзия имени»).
● Символизм как компонент искусства вечен. «Поэзия
имени» существовала во все времена. Но как течение символизм ограничен временными
рамками. Он возник как реакция на натурализм в искусстве и позитивизм в
философии.
Символисты конца XIX – начала XX века не принимали искусство как простое отображение
жизни и считали, что за внешним конкретным содержанием всегда должно скрываться
нечто иное, более глубокое.
Символисты спорили и с позитивистами, утверждавшими, что единственным источником подлинного знания являются специальные науки.
Поэты-символисты, например, стремились пройти путь от слова к предмету («вещи») и пойти ещё дальше, чтобы проникнуть через предмет к сущности.
«Философов имени» и «поэтов имени» сближало следующее утверждение: мир состоит из явлений и сущностей; явления доступны для наблюдений, сущности – не доступны. Вещи – это намёк на сущности, на первичную идею, тайную, эзотерическую связь с которой искали и «философы имени», и поэты-символисты.
В понимании символистов вещи, явления могут именоваться словами любого языка. Но как же именуются сущности?
Некоторые символисты семантически обособляли слово, углубляя его до сверхчувственной сущности (Вяч. Иванов). Другие считали целое стихотворение, весь созданный текст, складывающийся из имён вещей и явлений, как бы одним именованием – именованием мыслимой сущности.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Тот или иной взгляд на язык был изменчив во времени и зависел от определённого течения в философии.
В каждую эпоху возникала своя философия языка, которая, однако, никогда не была связана с каким-то конкретным, отдельно взятым, национальным, этническим языком, а имела отношение к человеческому языку вообще, рассматривавшемуся со стороны его общих свойств и логико-лингвистических констант.
Начиная с античности, в основу философского взгляда на язык были положены рассуждения о слове, имени и их отношении к называемым вещам. Поэтому первоначальную философию языка можно назвать философией имени, или философией слова.
● Под именем понималось и часто понимается и сейчас не только имя собственное, но и любое нарицательное слово.
Но почему имя (слово) было основным объектом для философствования, а процесс именования считался главной проблемой?
Язык человека всегда считался языком слов. Слово непосредственно ощущается говорящими, является для них непосредственной реальностью. Остальные единицы (особенно фонемы и морфемы) становятся понятными лишь в результате специального лингвистического анализа.
Кроме того, слово всегда представлялось людям загадочным фактом, первоосновой ещё более загадочного явления – языка. Такое представление имеет историческую мотивацию.
Любое
наименование вообще тесно связано с именованием людей. Имя же человеку никогда
не давалось вне связи с семьёй и общественной традицией.
Имя человека – по крайней мере, эта разновидность имён несомненно – указывает на нечто более общее, чем данная личность, – на род и культурную традицию, то есть на те сущности, которые являются более протяжёнными во времени и пространстве, чем любой человек.
Нечто более общее в имени человека, чем просто именной
знак, воспринималось как идея, которой подвластны все носители того или иного
имени, тем более что имена у многих народов не только различали отдельных лиц,
но и определяли роды и семьи во многих поколениях.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Философия слова (имени) в античные времена соответствовала следующему представлению о мире. Мир – это совокупность вещей, размещённых в пустом пространстве.
За вещью скрывается сущность (субстанция). Сущности (субстанции) существуют первично. Они вневременны, неслучайны и безусловны.
Вещь всегда
может быть названа, то есть может получить конкретное имя. Но указывает ли имя (слово) только на вещь? Или оно связано также и со
стоящими за вещами сущностями (субстанциями)?
На этот вопрос мыслители прошлого не давали однозначного ответа. Идею о том, что каждое имя отображает природу обозначаемой вещи, неразрывно связано с ней и что в именах раскрывается сущность вещей, отстаивали, например, древнегреческий философ Гераклит (около 540 – около 480 года до новой эры) и античные философы-стоики.
Ещё один знаменитый древнегреческий философ – Демокрит (около 460 – около 370 года до новой эры) выступал против природной связи между словом и вещью. Он считал, что вещи обозначаются словами по установлению людей, а не сообразно природе самих вещей.
Спор о природе слов (имён) представлен также в одном из диалогов философа Платона (около 427–347 год до новой эры) – «Кратил». В диалоге излагаются мнения философов Кратила, Гермогена и Сократа.
Кратил утверждает, что у всякой вещи есть правильное имя, что это правильное имя «врождённо и эллинам, и варварам» и оно одно и то же у всех. Правильное имя, за которым стоит сущность вещи, следует отличать от того имени, которое люди, условившись, используют.
Гермоген не соглашается с Кратилом и настаивает на том, что правильность имени заключена не в чем-либо ином, а в договоре и соглашении. Имя не может быть врождённым от природы.
Сократ не считает, что имя всегда связано с сущностью вещи, но и не согласен с тем, что связь имени и вещи обязательно случайна. По его мнению, вначале между именами и обозначаемыми вещами существовала какая-то внутренняя связь. Но впоследствии эта связь была утрачена, и ныне имена и вещи связаны между собой по традиции.
Философия слова (имени) развивалась далее в средневековой схоластике и была связана с именами Петра Испанского и Оккама.
На рубеже философии нового времени философию слова (имени) разрабатывал немецкий теолог и философ Николай Кузанский (настоящее имя – Николай Кребс, 1401–1464), представитель поздней схоластики, учение которого развивалось в преддверии философии эпохи гуманизма.
Как система, принятая сообществом учёных, философия слова (имени) закончилась в XVII веке. Позже, в XX веке, её как целое продолжали лишь отдельные учёные, в частности, А. Ф. Лосев (1893–1988), среди трудов которого значится и книга «Философия имени» (1927 год).
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
