Можно рассуждать о том, какой образ романа Мэри Шелли главный – образ Виктора Франкенштейна или безымянного существа, наречённого Франкенштейном постфактум.
Мы думаем, что эти два образа едины в своей сущности и являются двумя сторонами одной личности – увлечённого до самоотречения довлеющей над ним идеей человека, воплотившегося в итоге в своём творении.
© А. Ф. Рогалев. Литература, кино, жизнь. Гомель: Велагор, 2018.
Автобиографический роман немецкого юриста и писателя Бернхарда Шлинка
был опубликован на немецком языке в 1995 году. В 1997 году вышло издание романа
на английском языке. С того времени произведение было переведено на 39 языков и
стало весьма популярным.
В 2008 году английский кинорежиссёр Стивен Долдри
осуществил экранизацию романа. Фильм создавался при участии кинокомпаний США и
Германии, а сценарий к нему готовил Дэвид Хэйр (Хэа) с участием самого автора
литературного источника – Бернхарда Шлинка.
Именно писатель настоял на том, чтобы киноверсия
романа, в содержательном отношении являющаяся фактически его копией, за
исключением деталей, связанных с судебным процессом и названием
концентрационных лагерей, где работала надзирательницей Ханна Шмиц, вышла не на
немецком, а на английском языке, поскольку это значительно расширяло
зрительскую аудиторию.
Литературная критика, а затем и кинокритика отмечали многоплановость романа «Чтец» и, соответственно, его художественной киноверсии. Обращалось внимание на нравственно-философскую, историческую и межличностную проблематику произведения.
Мы думаем, что читателей и зрителей в
первую очередь привлекла межличностная тема. Именно она и обеспечила «Чтецу»
известность и популярность.
© А. Ф. Рогалев. Литература, кино, жизнь. Гомель: Велагор, 2018.
Географические названия (топонимы – от греческих
слов τόπος «место», «местность,
область, страна», «пространство» + όνομα,
όνυμα «имя, название») появились на
планете Земля с самого начала освоения её человеком. Они фиксировали
исторические этапы заселения и обживания тех или иных территорий.
Нужно различать два исходных понятия – топонимика (наука о географических
названиях) и топонимия (совокупность
топонимов). Есть также термин топонимикон,
который употребляется в том же значении, что и термин топонимия. Совокупность географических названий иногда обозначают
термином географическая номенклатура
(от латинского слова nomenclatura
– «роспись имён»). Слова, выполняющие роль географических названий, составляют топонимическую лексику.
Исследователь в области топонимики называется топонимистом.
Топонимы на любой территории обязательно
определённым образом организованы и составляют топонимическую систему страны, народа и языка.
© А. Ф. Рогалев. Введение в
топонимику. Пособие. Гомель: Гомельский государственный университет имени
Франциска Скорины, 2018.
Обладать высшими качествами и свойствами могут
лишь те женские фольклорные персонажи, которые генетически связаны с
первоначальными образами мифических женских божеств-демонов, олицетворявших
родовые отношения периода матриархата и отображавших древние традиционные
представления о значимости женского рождающего начала, покровителя всего
живого.
Несомненный подтекст имеют и сказочные женские
персонажи, носящие имена Василиса Прекрасная, Василиса-царевна,
Василиса Премудрая, Анастасия
Прекрасная, Елена
Прекрасная, Елена
Премудрая, о чём свидетельствуют среди прочих фактов, связанных с
сюжетами соответствующих сказок, также прозвищные эпитеты сказочных героинь и
этимология перечисленных женских имён: Василиса – «царственная жена», Анастасия
– «возрождённая, воскресшая» (указание на вечное перевоплощение и торжество
высшего жизненного начала), Елена – «солнечная», «подобная Солнцу».
Женское имя Милолика, встречающееся в
одной из народных сказок, записанных А. Н. Афанасьевым, в содержательном плане
соответствует определению Прекрасная, которое является неотъемлемой
частью нескольких указанных здесь имён женских сказочных персонажей.
Отнюдь не случайным представляется нам в связи
с этим введение в сказочные сюжеты о царственных, солнечных, олицетворяющих
жизненное начало героинях образа Жар-птицы, которая представляет собой
персонификацию солнечной стихии.
Именем с подтекстом, выполняющим
культурно-мифологическую функцию, является также имя сказочной царевны
Несмеяны.
Его следует рассматривать с учётом символики
смеха, понимавшегося как слияние человеческой души с божеством, как начало, не
только сопровождающее жизнь, но и вызывающее её.
Со смехом связывалось жизнеутверждение,
творчество, созидание нового мира, радостное обновление, преображение бытия.
Смех понимался как антитеза жизненным
неурядицам и конфликтам. Наши предки верили, что смех способствует гармонизации
и совершенствованию жизнеустройства.
Несмеющаяся царевна выступает, таким образом,
олицетворением смерти. Возвращение к ней смеха означает возрождение,
воскресение из мёртвых, возвращение к жизни.
В этом смысле Несмеяна-царевна типологически
подобна «возрождённой, воскресшей» Анастасии Прекрасной (прекрасной, как прекрасна сама
жизнь).
Эти сказочные образы, как видим, имеют особую
функциональную значимость и безусловный «надчеловеческий» статус.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Фонетические характеристики, эвфонические параметры весьма существенны для таких слов языка, как личные имена.
В самом деле, имя – это прежде всего и преимущественно личный идентификационный знак, внешняя материальная сторона которого главенствует над его скрытой, забытой и несущественной для большинства носителей имени внутренней содержательной стороной. Почему же звучание имени важнее смысла?
Любое имя как слово состоит из звуков. Каждый звук представляет собой волну строго определённой частоты, которая воздействует на психику весьма индивидуально. Сочетание тех или иных звуков может вызывать в сознании и подсознании самые разные ассоциации, продиктованные во многом личным жизненным опытом человека. Вот почему одним людям нравятся, например, имена Олег и Марина, а другим – нет.
Кроме индивидуальных реакций на комплекс звуков, составляющих имя, есть общие для большинства в рамках той или иной этнокультурной традиции или даже всего человечества ассоциации, связанные с фоникой имён, как и вообще любых иных слов языка. Одни имена звучат для человеческого уха мягко и приятно, другие – нежно и спокойно, третьи – жёстко и резко.
Не исключено, что многие из забытых ныне христианских имён ушли из нашего языка как раз потому, что не обладали необходимым в славянском представлении зарядом мелодики. Те же имена, которые стабильно являются частотными, наоборот, отличаются звуковой эстетикой.
Сравните: Анна и Феозва, Валентина и Проскудия, Галина и Рипсимия, Светлана и Нунехия, Татьяна и Перпетуя, Сергей и Трофим, Игорь и Пафнутий, Евгений и Фирс…
Возможно, что образование многочисленных народных форм христианских имён в ряде случае также шло под «руководством» не вполне осознанного стремления к приемлемому озвучиванию иноязычного словесного факта.
► В каких из следующих парных форм имён «музыка»
звука гармоничнее:
-
Феврония или Феня,
-
Глаша или Глафира,
-
Прасковья или Паша,
-
Ваня или Иван,
- Петя или Пётр?..
Художественный стиль и, в частности, язык поэзии остаются в наибольшей степени идеофоничными по сравнению с иными стилями и связанными с ними жанрами речи.
Поэзия – высшая форма организации языка, когда содержательно важно всё: и глубины значения слов, и ритм, и рифма, и полная смысла музыка звуков.
Именно с поэзией связано такое понятие, как звукопись (например, звукоизображение грохота медных копыт коня по булыжнику пустынных улиц у А. С. Пушкина:
Как будто грома грохотанье –
Тяжёло-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой).
В поэзии отсутствует обыденный язык, который мы используем в быту, а именно вторичная формализованная знаковая система. Мы убеждены, что в истинно поэтическом тексте своеобразно воскрешается первичный натуральный язык.
Поэзия подобна мифу, потому что представляет мир в личных образах, потому что рисует аналогии, основанные на воображении, потому что выражает мысли в ярких метафорах. Поэзию нельзя постигать аналитически.
Ключом к пониманию поэзии во многом является мифология и те элементы мифологического мышления, которые сохраняются в нашем подсознании.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Древние
натуральные языки были идеофоническими в своей основе. Что представлял собой язык идеофонов?
Звуки человеческого языка есть разновидность звуков, существующих в природе. Различие между природными и человеческими звуками заключается, прежде всего, в том, что последние выполняют социальную функцию. Но подоснова звуков человеческого языка не исчезла. Исконно – это природные звуки.
Древний человек, зависимый от природы, заметил, что природные звуки обязательно сопровождают те или иные явления: течение воды по камням, сверкание молнии, трепетание листьев на ветру и т. п.
Поскольку связь «явление – звук» реализовывалась многократно, звуки природы стали отождествляться с определёнными явлениями.
При этом было замечено, что опасные, устрашающие явления природы сопровождаются, как правило, звуками одного акустического типа, а безопасные – прямо противоположными звуками. Быстрые действия и движения сопровождались краткими, резкими звуками, медленные – протяжными, плавными и т. д.
Вскоре люди научились классифицировать слышимые звуки на низкие и высокие, громкие и тихие, шумные и мелодичные, приятные, страшные и успокаивающие, краткие и долгие, протяжные, плавные и резкие, щёлкающие.
Слышимые звуки вызывали у человека естественные реакции. На звуки он реагировал как на явления, этими звуками сопровождаемые. Это привело к выработке и закреплению условного рефлекса. Соответствующие звуки превратились в своеобразные звукотипы, так как вызывали в сознании разные ассоциации.
Со времени формирования звукового языка (тот или иной звук, по мнению учёных, сначала сопровождал характерный жест) произносимые звуки неизбежно соотносились с разными природными звукотипами, зафиксированными психикой человека. Это и привело к появлению в первоначальном языке звукообразов (идеофонов) [А. П. Журавлёв].
Звукообразы использовались для указания на предметы, которые вызывали те или иные впечатления и эмоции, а также служили обозначениями самих эмоций человека.
Использовавшиеся звуковые комплексы (идеофоны) были материально (своим звучанием) связаны с называемыми реалиями, демонстрировали соответствие формы и содержания и являлись в высшей степени мотивированными обозначениями.
У того или иного идеофона
возникало некоторое поле тяготения, которое облегчало закрепление за этим
звукообразом определённого типа значений и затрудняло связь с другими типами
понятийных значений.
Например, комплексом звуков, воспринимавшихся как приятные, обозначалось что-то приятное; грубые звуки использовались для обозначения чего-то грубого и тяжёлого и т. д. Символика звуков по отношению к понятийному значению являлась первичной.
По мере привыкания к идеофонам их мотивировка слабела. Идеофоны начинали использоваться по своему назначению исключительно механически и постепенно приобретали свойства чистого знака.
Последующее возобладание логики над впечатлениями, знания над мифотворчеством, понятия над воображением окончательно затушевало мотивированную связь слова с мыслимым образом предмета. Звукообразы стали языковыми знаками, а натуральные языки превратились в формализованные знаковые системы
Таким образом, изменение языка прямо пропорционально процессу рационализации человеческого мышления. Вслушиваться в звукообраз современному человеку, постоянно спешащему и занятому, стало просто неинтересно и некогда.
Но следы прежних идеофонов сохраняются в подсознании людей и поэтому продолжают вызывать то или иное отношение к слышимым словам (фактически и в первую очередь – звуковым волнам), с помощью которых мы передаём информацию друг другу.
Язык идеофонов нередко используется в просторечии, в частности, в детском просторечном жаргоне, что, кстати, не случайно, поскольку именно в детской речи отображаются прежние этапы развития человеческого языка.
● Ярким
примером идеофонического языка подростков является следующая передача
впечатления от увиденного фильма-боевика:
«А они – та
– та – та, бах – бах! А он ему – бац, а тот – плюх, а он – хоп на тачку и р – р
– р – р !»
Исконными идеофонами являются такие
просторечные слова, как прыг-скок, хвать, бряк, хрясь, тяп-ляп и т. п. Здесь
содержание передаётся самими звуками слова: стоит сменить звуки – изменится и
содержание.
Фонетически мотивированным идеофоном,
изображавшим своим звучанием соответствующее представление, изначально было «жёсткое»,
«шершавое» слово задира.
Идеофоническая подоснова тех или иных
слов очевидна по вхождению в их состав, например, звука [р], подсознательно
классифицируемого как быстрый, активный и тревожный звук. Вполне закономерно,
что звук [р] включают слова, обозначающие быстрое или резкое движение,
например, река, стремнина, дробить, крушить, рвать, вертеть.
Ф. М. Достоевский трижды использовал
звук [р]: в имени, отчестве и фамилии своего терзаемого неразрешимыми мыслями
героя – Родиона Романовича Раскольникова.
Джонатан Свифт в описаниях путешествия
Гулливера использовал слово-идеофон лилипут.
На фонетическую значимость нередко
опираются детские писатели, придумывая имена сказочным персонажам: Бармалей,
Карабас-Барабас, Бастинда, Вилина…
Льюис Кэрролл в сказках о девочке Алисе
создавал целые идеофонические фрагменты, в которых, правда, слова имели и
морфологическую мотивировку:
Варкалось.
Хливкие шорьки
Пырялись по
наве,
И хрюкотали
зелюки,
Как мюмзики в мове.
В натуральном человеческом языке выражение мысли органично вплетено в выражение впечатлений от окружающих реалий, чувств и эмоций.
● Чувства и эмоции служат не только для производства человеком энергии, но и для переработки грубых видов энергии в тонкие. Эмоции – это уже произведенная энергия, а чувства – механизм, который эту энергию производит.
Издавна первостепенную эмоциональную функцию выполняет, по нашему мнению, песенный язык.
В науке высказывалось мнение о том, что звуковые компоненты первоначального языка не столько произносились, сколько выпевались (мнение датского лингвиста Йенса Отто Харри Есперсена, 1860–1943). Такое вполне возможно, поскольку на заре пятой расы человечества преобладающим был образный (правополушарный) тип мышления.
● В восприятии и обработке информации участвуют правое и левое полушария головного мозга. С работой правого полушария связаны образные ассоциации, а формально-логические операции обеспечивает левое полушарие. С этим связана так называемая функциональная асимметрия мозга.
Каждое полушарие оперирует информацией в отдельности. Но оба полушария всё же взаимодействуют на уровне отдельной личности, у которой соответственно доминирует та или иная форма обработки информации, что сказывается на её речи (языке).
Поэтом, как правило, становится тот, у кого преобладает правополушарная (образная) мозговая деятельность. Математиками и шахматистами – те, у кого главенствует левополушарная (формально-логическая) мозговая деятельность.
С появлением homo sapiens людям были и остаются свойственны обе указанные формы реализации сознания – как индивидуального, так и общественного. Но исторически соотношение их удельного веса менялось.
Применительно к архаическому сознанию допустимо предположить доминирование образного типа мышления над абстрактным (формально-логическим).
Крушение архаического сознания означало постоянное возрастание рационализации человеческой культуры во всех аспектах, возобладание материального над духовным, знания над чувствами.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
Для реликтовых языков характерен так называемый предметный полисемантизм. Одно слово объединяет целый ряд (комплекс) значений, соотносящихся со взаимосвязанными, по мысли носителей языков, реалиями.
Слово, указывающее на руку, например, одновременно может иметь следующие значения: «власть», «мощь», «право», «долг», «милость», «благодать», «богатый», «могущественный», «опора», «помощь», «держать», «ловить», «получать», «давать» и т. д.
В языке аранта слово кватья означает «дождевая туча», «дождь», «естественный водоём с водой», «вода»; слово ингуа – «ночь»; «спящий человек»; «водяные лилии и их скрытые под водой корни, идущие в пищу»; слово патта – «гора», «толпа людей»; «ком»; «густая масса, каша»; слово ултамба – «разновидность медоносных цветов», «маленькие пчелы без жала», «мёд».
Предметный полисемантизм реликтовых языков тесно связан с другой особенностью их семантики – дробностью и конкретностью предметных значений.
В реликтовых языках нет родовых наименований типа дерево, птица, рыба и т. п. Вместо таких обобщённых слов там имеется большое число наименований для конкретных разновидностей деревьев, рыб, птиц и т. д.
Нашему слову листья в языке аранта соответствуют слова канта («круглые листья»), илбала («овальные игольчатые и ворсистые листья»), ауа («мясистые листья») и другие.
С другой стороны, каждое из этих слов языка аранта демонстрирует уже известный нам предметный полисемантизм: канта – не только «круглые листья», но и «круглая подстилка из травы», «головной убор», «определённое озеро»; илбала – не только «овальные игольчатые и ворситые листья», но и «перо птицы», «крыло птицы», «рыбий плавник» и т. д.
Понятие качества в реликтовых языках выступает в предметно связанном виде. Единое недифференцированное имя заменяет в таких языках имена существительные и прилагательные. За этим стоят отождествление предмета и проявление предмета.
Слово инта в языке аранта означает «камень» и «лежащий»: слово алкира – «небо» и «ясный, голубой»: слово кнара – «отец» и «большой» и т. д.
Качественные значения в реликтовых языках соединены и сцеплены между собой, вследствие чего каждое имя выражает, как правило, не одно, а несколько качественных значений. Такое явление называется качественным полисемантизмом.
Одно качество всегда тесно переплетается с другими качествами конкретного предмета, одновременно отличаясь от сходных качеств многих других предметов. Качественный полисемантизм воспроизводит наглядно-чувственный образ конкретных предметов.
В одном из языков Южной Австралии слово турла употребляется в значениях «драка», «огромный», «серьёзный», «гневный». Для туземца «увеличиваться, становиться большим в размерах» и «драться» близкие понятия.
В основе этой аналогии лежит образ змеи, поднимающейся над землёй, чтобы укусить, или образ ящерицы особой разновидности, которая, будучи разгневанной, распускает свои складки и тянется вверх.
Подражая этому, австралиец, когда он хочет дать знать, что рассержен не на шутку и готов драться, начинает громко кричать, отчаянно жестикулировать и подпрыгивать вверх, чтобы казаться более высоким и грозным.
Это же слово турла может употребляться и применительно к пище в значении «обильная (то есть большая, огромная) еда».
В языке аранта нет слов со значениями «белый (вообще)», «красный (вообще)», «кривой (вообще)», то есть в абстракции. Здесь разные слова с предметным значением обозначают одновременно разные оттенки соответствующих качеств:
а) для белого цвета – илоара («соляное озеро, корка соли на дне высыхающего соленого озера», лулкара («густая пена на поверхности соляного озера»), нкуна («белый какаду»), вортья («белые цветы»), тъюлка («кора определённого дерева») и т. д.;
б) для обозначения кривого – мбара («колено»), инкута («кусты определённого вида»), терка («вид дерева») и т. д.;
в) для обозначения круглого – канта («круглый лист растения»), квата («яйцо», «клубы дыма»), илбала («перо птицы», «продолговатые листья»):
г) для обозначения постоянного, непрерывного – бента («невысыхающий источник солёной воды»), элкуа («сок дерева, непрерывно стекающий»), кута, кута-кута («адамово яблоко, пульс») и другие.
Как видим, в предметах и явлениях окружающей действительности носители реликтовых языков выделяют тончайшие нюансы качеств.
Они классифицируют реалии в соответствии с ассоциативным мышлением, являющимся свойством архаического сознания.
Разнородные (для нас!) предметы объединяются в одно предметное понятие; но в этом и проявляется видение единства и целостной взаимосвязи реалий в этом мире.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
По одному из определений, микротопоним есть
собственное имя небольшого природно-физического ненаселённого географического
объекта или (реже) объекта, созданного человеком, имеющее узкую сферу
употребления, известное небольшому коллективу (А. В. Суперанская. Что такое
топонимика? – М.: Наука, 1985. – С. 175).
Микротопонимы отличаются от всех прочих названий
тем, что они почти не попадают в официальную сферу употребления, поскольку
обозначают объекты, известные в узком кругу лиц на ограниченной территории.
К микротопонимам относятся названия малых рек,
ручьёв, прудов, озёр, болот, родников, полей, лугов, сенокосов, выгонов,
пастбищ, лесов, возвышенностей, низин, мест археологических памятников и других
географических объектов, встречающихся в окрестностях любого населённого
пункта.
© А. Ф. Рогалев. Введение в топонимику. Пособие. Гомель: Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 2018.
Натуральные языки соответствуют следующим двум основным идеям архаического сознания при взгляде на мир:
- постоянство, повторяемость, пластичность (текучесть) форм материи;
- материальное единство мира, целостность, равновесие.
Наши предки воспринимали мир как систему взаимосвязанных, взаимообусловленных, взаимозависимых явлений и реалий, хотя эти взаимосвязи больше ощущались, чем осознавались.
Люди верили в бесконечную повторяемость одних и тех же комбинаций природных и социальных процессов, что и соответствует цикличной модели мира.
Если мир целостен и цикличен, то он замкнут в пространственно-временном отношении. Он движется и не движется, меняется и не меняется одновременно.
Движение мира (то есть материи) есть постоянное материальное превращение, перевоплощение, трансформация. Одним из состояний материи является духовная сущность (сила).
Эта сущность – не что иное, как неисчезающая энергия, обеспечивающая движение одного и того же мира, который повторяется вечно и в котором всё связано незримыми нитями.
Носителями этой «силы» являются люди, животные, растения, географические объекты и все прочие реалии. При гибели материальной оболочки «сила» высвобождается и начинает новое, независимое от прежнего «организма» существование. В основе мира лежит бесконечное круговращение.
Эти идеи обусловливали образ жизни и хозяйственную деятельность архаичных социумов, направленные на поддержание экологического равновесия, баланса между обществом и природой, на рациональное природопользование.
Архаическое сознание отображалось в языке, как и современное сознание, в соответствии с формулой мир → мысль → язык (язык отображает мир сквозь призму сознания и мышления), но отображалось весьма своеобразно.
Поскольку древний человек не выделял себя из рода, к которому принадлежал, мыслил о себе как о неотъемлемой части коллектива, местоимения я и мой в языках мира являются достаточно поздними, а множественное число в грамматике появилось значительно раньше, чем единственное.
Понятия рождались парами, так как они возникали из сравнения, мыслились через сопоставление со своей противоположностью. Противоположности нередко обозначались одним корневым элементом (укажем в качестве примера русские слова начало и конец; ср. искони – «с начала»).
В древнеегипетском языке одними словами обозначались понятия света и тьмы, сильного и слабого, понятия «брать» и «оставлять», «почитать» и «презирать» и другие.
В арабском слове азрум сочетаются значения «сила» и «слабость». Древнеиндийское слово асура означало «добрый дух» и «злой дух». Противоположности в сознании людей одновременно были слиты и обособлены. Считалось, что одно обладает способностью становиться другим и приобретать его свойства.
► Действие какого философского закона напоминает существование так называемых парных понятий в первобытной культуре?
Наши предки отождествляли слова с предметами, а представление – с самим предметом, к которому оно относилось. Считалось, если существует какое-то слово, то существует и предмет, им обозначаемый.
Идеальное не отличалось от материального. Всякое идеальное представлялось как материальное, даже нравственные понятия – такие как добродетель и порок.
Различия грамматического рода с точки зрения современного носителя европейских языков кажутся непонятными и абстрактными, а в языке даяков с острова Борнео род слова определяется аналогиями с двумя понятиями – сильный и слабый.
Например, о сильном дожде говорят так: «Уитаначайса!» – «Мужчина дождь этот!». Средний грамматический род в разных языках появлялся позже мужского и женского рода и закреплялся тогда, когда язык превращался в максимально формализованную знаковую систему.
Первобытные люди ощущали жизнь как движение, и окружающий мир представлялся им вечно движущимся, несущимся прямо на них, мимо них и пляшущим вокруг них. Все предметы и явления мыслились в действии, а не в состоянии покоя.
На древних рисунках эпохи палеолита люди и звери неизменно куда-то бегут. Копья и стрелы изображены брошенными в воздух, сказанные слова, выраженные чувства и страсти показаны зигзагообразными линиями.
В архаическом индейском языке хопи (Северная Америка) слова молния, пламя, волна – глаголы. Во многих иных архаических языках слова с предметным значением также подобны глаголам.
Американский лингвист Бенджамин Уорф писал по этому поводу: «Перед нами как бы монистический взгляд на природу, который порождает только один класс слов для всех видов явлений».
Представления о движении мира формировались на основе непосредственного созерцания. День сменялся ночью, ночь – днем, зима – летом, лето – зимой. Ребёнок становился взрослым, старел, умирал и… рождался вновь.
В австралийском языке аранта эти метаморфозы отображались следующим образом: мужчина, например, в течение его жизни обозначался последовательно пятнадцатью разными словами от «ребёнка» до «старца». У многих народов в обычае было менять имена по мере взросления человека. Существовали, в частности, детские имена, юношеские имена и имена для взрослых.
Существующие реликтовые языки наглядно отображают архаические представления о материальном единстве и целостности мира. Это проявляется в уподоблении и отождествлении явлений и реалий окружающей действительности. Уподобление и отождествление осуществляются на основе аналогии и воображения.
© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.
© А. Ф. Рогалев. Гидронимическая
энциклопедия. Происхождение названий водных объектов. Часть 1. Гомель: Велагор,
2023.
Гидронимы рассматриваются как композиты,
состоящие из двух или нескольких корневых компонентов, нередко осложнённых
поздними формальными морфемами (суффиксами).
Второй и третий из корневых компонентов
гидронимов часто ошибочно трактуются как гидронимические форманты, из-за чего
сами гидронимы либо этимологизируются неправильно, либо вообще объявляются
непонятными, «тёмными».
Составные части (корневые компоненты)
гидронимов-композитов в прошлом могли быть самостоятельными названиями участков
русла соответствующей реки. Их итоговое сложение есть результат окончательного
восприятия реки как целостного водного объекта.
Образование сложных гидронимов
(гидронимических композитов) применительно к названиям рек и озёр связано с
бытованием разных названий одного и того же объекта у разных этноязыковых
групп, сосуществовавших в древности (состояние симбиоза) на одной и той же
территории в своих хозяйственно-экологических нишах.
Поиски мотивационной базы для гидронимии на
любой территории ведутся с учётом теории контактных зон.
В зонах этноязыковых контактов с глубокой
древности возникали, накапливались и распространялись как внутри контактного
ареала, так и за его пределы, на соседние территории, общие языковые элементы,
в частности, термины для обозначения речек, ручьёв, болот, возвышенностей,
низин, лесов, иных географических реалий.
Так формировался интернациональный запас
гидронимических корней (шире – корневых компонентов географических терминов),
которые ныне в трансформированном виде отображены в составе названий водных и
прочих природных объектов на самых разных территориях, не только в соседних, но
и в удалённых друг от друга этноязыковых ареалах.
В наши дни отыскивается и реконструируется
лишь мотивационная база гидронимов, но это не равнозначно описанию этноязыковой
истории той или иной местности.
Отыскиваемая мотивация гидронимическим
компонентам на материале тех или иных языков не означает, что носители именно
этих языков имели непосредственное отношение к возникновению конкретного
названия реки, озера или иного водного объекта.
Существующие гидронимы
на всех без исключения территориях унаследованы из языков, функционировавших на
былых бытийных ветках.
Фактически это
означает, что гидронимы являются субстратными названиями, внешне отличающимися
от первоисточника в той или иной степени в фонетическом или в
фонетико-словообразовательном отношении. В плане содержания нередки вторичные
осмысления и переосмысления исходной структуры в разных языковых средах.
Распространение одних и
тех же изначальных, ставших интернациональными, гидронимов в разных языках
обусловило появление гидронимических компонентов-вариантов.
© А. Ф. Рогалев. Гидронимическая
энциклопедия. Происхождение названий водных объектов.
Часть 1. Гомель: Велагор, 2023.
