Языковая форма и содержание сознания

 

Э. Б. Тайлор, учёный XIX века и автор научного труда «Первобытная культура», писал: «Язык цивилизованных людей есть тот же язык дикарей, но только более или менее усовершенствованный в своём строении, более богатый словами и доведённый до большей точности в лексическом определении понятий.

Развитие языка со времён дикости до цивилизованного состояния человечества коснулось в основном деталей и только в весьма малой степени – фундаментальных начал…  Язык – одна из тех умственных сфер, в которых мы мало поднялись над уровнем дикарей.

Здесь мы до сих пор будто продолжаем рубить каменными топорами и с трудом добывать огонь посредством трения».

С таким заключением можно спорить, но в любом случае очевидно, что язык, выступающий конечным составляющим формулы мир → осмысление мира → понятия о мире → язык, следует в эволюционном отношении за развитием сознания и мышления, особенно в плане выражения (внешней, формальной стороны).

Ничего удивительного в этом нет, если учесть, что любая система языковых знаков является формой по отношению к содержанию сознания.

Содержание и форма в любом явлении действительности взаимодействуют и всегда стремятся к взаимному соответствию. Но всякое явление развивается, и ведущую роль в развитии играет содержание.

Оно подвижно, изменчиво, активно. Форма же консервативна, статична, иногда архаична. Поэтому содержание, эволюционируя, часто уходит вперед, а форма остаётся прежней.

Однажды созданная форма (словесный знак) продолжает обозначать подвижное содержание во многих случаях.

Так, слово дом возникло в индоевропейском праязыке. За тысячи лет то, что называется домом, необычайно изменилось (от пещеры, шалаша и землянки – к сооружениям из кирпича и бетона со всеми атрибутами современной цивилизации).

Но само слово дом как указатель понятия, как звуковой комплекс с общим значением ничего не сообщает об этих изменениях. Изменение содержания не потребовало изменения формы. Смены материальной словесной оболочки не произошло.

При этом несоответствие формы содержанию не мешает коммуникации. Это происходит потому, что изначальная мотивация не принимается во внимание в связи с формализацией словесного знака.

Внутренняя форма отходит на второй план, в подтекст слова. Содержанием становится последующее значение слова (изменённое содержание). Так достигается необходимый баланс между содержанием и формой.

Слово стрелять при его возникновении означало «посылать стрелы». Прежняя форма давно наполнилась новым содержанием, изначальная мотивировка стала неактуальной и фактически забылась, отошла в этимологический «подтекст» слова. Баланс между содержанием и формой в этом, как и во многих других случаях, достигнут путём превращения изначально мотивированного слова в формальный знак.

Ни одна знаковая система, однако, не состоит целиком из немотивированных обозначений. Сугубо формальную систему знаков запомнить трудно, а немотивированные знаки быстро забываются.

Что касается естественного человеческого языка, то, по всей видимости, овладение им и последующее его использование на любом историческом этапе осуществляются не без помощи сферы подсознания.

То, что возникает в сознании, не исчезает вообще. Оно образует пласты былого осознания, переходит в сферу подсознания.

Именно в этой области может сохраняться «видение» формальной и содержательной сторон языка в плане их былой и нынешней мотивированности.

У разных людей такое видение развито не в одинаковой мере. Поэтому и говорят о разной степени языкового чутья, под которым понимается не просто способность усваивать язык, но и умение проникать в структуру слова, в его исходную сущность.

© А. Ф. Рогалев. Мир, человек, язык (опыт философии языка). – Гомель: Барк, 2010.